Ростов никогда не был архитектурной столицей мира. И похоже, увы, никогда ею уже не станет. Ростов, конечно, не булгаковская Москва и не Петербург Достоевского. Но и здесь дома хранят свои жуткие и прекрасные истории, тайны и легенды.
За легкомысленностью прекрасной и продажной Клио ныне сложно отличить историческую правду от фольклорного вымысла. Но люди верят в то, во что хотят верить, а посему будем снисходительны и попробуем просто изложить хотя бы частицу того, что нажил Ростов за два с половиной века своего существования.
Самый скандальный
Одно из первых (если не первое) в Ростове каменных зданий было построено в 1816 году (перестроено в 1840-м) торговым казаком Петром Максимовым почти на тогдашней окраине города — улице Московской. Зерноторговец и мельник заказал проект в стиле классицизма городскому архитектору Трофиму Шаржинскому, составившему первый генеральный план Ростова в 1811 году.
Дабы щегольнуть перед купечеством, Максимов не поскупился, отвалил 10 тыщ серебром и потребовал от архитектора не простой, а каменный домину в два этажа — диковинку для местных обывателей, селившихся преимущественно в традиционных деревянных и саманных куренях. Построено с умом, в самом востребованном месте — рядом с базаром и портом, где бьет ключом деловая жизнь.
Но поскольку Максимов был «старый русский», пускать пыль в глаза он старался с толком, сделав дом доходным. Сдал этаж в аренду городской думе, мещанской управе, сословному и сиротскому суду, канцелярии купеческого старосты, первый этаж — мелким лавочникам. Одну из лавок впоследствии занял городской архив, лихо проданный спустя полвека городским головой Николаем Кузьминым на оберточную бумагу — «за ненадобностью». В другой лавке служил приказчиком таганрогский мещанин и ратман думы Павел Чехов — отец великого писателя, который в 1857 году распоряжением местного самоуправления был уволен из мещанского сословия для поступления в купеческое достоинство родного города.
В максимовском доме в качестве городского головы шестигласной думы начинал работать и знаменитый Андрей Байков. Из первой ростовской каменной двухэтажки и вышли все главные решения по благоустройству города — водопровод, канализация, трамвай, телефон, музей, театр, освещение, Госбанк, училища, биржа, мостовая и др.
Еще тогда в думе особо изысканными манерами не отличались, скандалы между господами гласными были обыденным явлением — кляузы на деятельность должностных лиц мощным потоком шли в канцелярию Новороссийского губернатора. Да и на заседаниях думы ругань между претендентами на выгодные подряды да и на кресло головы была обыденным явлением. Именно интриги «каменного дома» свели в могилу самого Байкова.
Собственно, переезд думы в новое здание на Большой Садовой в 1899 году мало что изменил в ее деятельности. То присяжные Севастьянов и Кирьянов подерутся, то врач Целица обвинит в мздоимстве всю думскую комиссию и за малым не пустится с нею на кулачки. В максимовском же доме с мезонином и арочными окнами разместилась благообразная четырехклассная женская гимназия Александры Андреевой.
В советское время в знаменательном здании попеременно находились школа фабрично-заводского обучения, различные магазины, спортивная школа, проектные институты, областной институт усовершенствования учителей. Решением облисполкома от 16 августа 1985 года здание “Торговый дом купца Максимова” было взято на госучет и охрану, внесено в список памятников культуры местного значения.
Однако скандальный ореол овевает дом и по сей день. Уже несколько лет идут в судах тяжбы между местными властями и новыми собственниками здания (между нами, мало похожими на купечество иных веков), которые самое старое историческое здание в Ростове пытаются перепрофилировать, сообразно с собственными вкусами, чуть ли не под цветочный ларек. Конца же этой скандальной практике пока еще не видно.
Самый спорный
Вероятно, в купеческой истории России в целом и Ростова в частности найдется немало случаев самых оригинальных и умопомрачительных споров между негоциантами — достаточно почитать незабвенного «дядю Гиляя». Один из них вошел в легенду и города на Дону.
Как-то в конце века XIX расслаблялись в Коммерческом клубе, что в доме Мерошниченко (угол Таганрогского и Большой Садовой — ныне сквер у консерватории) после дневных трудов праведных два нахичеванских купчины — конезаводчик Карапет Чернов и шерстянщик Гавриил Мелконов-Езеков. «Клико», мозельское, цимлянское, картишки опять же. Оба звезд с неба не хватающие, оба не из основной стаи донских «акул капитализма» — так, купчишки средней руки (звание «потомственного почетного гражданина Нахичевани», раздаваемое весьма часто, не в счет), но, как водится, из-за этого и непомерных амбиций.
Чего уж там их степенства не поделили, кто кому остался должен, нам не ведомо. Однако взыграла кровь потомков древних спарапетов, и учинили купчины меж собой спор. По-нынешнему, кто из них круче, а по-тогдашнему — кто богаче и оборотистее. Поскольку удивлять друг друга количеством выпитого горячительного и испорченного женского в те дремучие времена было как-то несолидно, порешили в качестве доказательства произвести впечатление на обывателей новыми отстроенными особняками. Кто шикарнее отгрохает, значит, тот и круче.
Только с непременным условием – для чистоты эксперимента строить не в родной Нахичевани, а в соседнем Ростове и обязательно друг напротив друга — сравнить легче. Да и, не без того, приятнее будет по утрам, попивая кофий на собственном балконе, плевать в сторону дома поверженного соперника.
Понятное дело, спор при массе свидетелей в Коммерческом клубе вызвал живейший интерес, а ростовская дума, обрадованная алчностью негоциантов, мечтавших вложить в победу чуть ли не все состояние, отвела им место на пустующем тогда «белом пятне» на углу Большой Садовой и Большого проспекта. Новый базар только-только набирал силу, а в фундамент Александро-Невского собора только-только был заложен первый камень — его отстроили лишь в 1908 году. Ростов в любом случае от спора только выигрывал.
Честь купеческая превыше всего, ударив по рукам, негоцианты отступать уже не могли. Каждый начал искать себе подходящего архитектора. А поскольку на тот момент зодчие типа Померанцева и Соколова были в Ростове нарасхват, заказов у них в богатеющем полисе не убывало. Отыскать для будущего шедевра архитектуры свободного и жутко знаменитого было почти невозможно. Поверенные купцов с ног сбились в поисках своего Расстрелли. Однако отыскали. Молодой столичный талант Федор Ясинский как раз сам пребывал в поисках выгодного заказчика.
По утверждению злых языков (как же без них в легенде-то), в страшной тайне друг от друга чуть ли не в один и тот же вечер на квартиру к архитектору нагрянули оба спорщика. Купчины били себя в грудь, брызгали слюной, трясли кошельками и сулили золотые горы начинающему зодчему за постройку «самого-самого» особняка.
Сообразительный парнишка, выслушав обоих полусумасшедших спорщиков, быстро смекнул, что при наличии известной конспирации есть шанс слупить с обоих, не особенно заморачиваясь в изысках неоклассицизма. Покорпев с полгода над чертежами, Ясинский представил обалдевшим от счастья клиентам проекты, чуть ли не под копирку повторявшие друг друга. Авось, когда отступать будет поздно, примут и таким. При условии, что не намылят шею, разумеется.
Справедливости ради стоит заметить, что парень свой фактически единственный проект выполнил на совесть — большего здания в Ростове на тот момент не было. Угловые башни, могучие кариатиды, полукруглые балконы, модные арочные и слуховые окна. Настоящие дворцы — на зависть всяким там Парамоновым, Асмоловым, Кошкиным, Максимовым, Кушнаревым. И главное — они превосходили по размерам самое большое на тот момент здание города — особняк другого нахичеванца Степаноса Генч-Оглуева, выстроенного на углу Николаевского и Большой Садовой в 1883 году знаменитым архитектором Александром Померанцевым, что в принципе решило дело.
Поскольку на кон был поставлен купеческий престиж, важно было отстроиться не только шикарнее, но и быстрее соперника, поэтому средств для работ спорщики не жалели. Хитрец Ясинский уже по ходу строительства вносил в проекты косметические изменения, дабы азартные нахичеванцы раньше времени не сообразили, где архитектурная собака зарыта. Соперники при встрече иронически раскланивались друг с другом, а за глаза, потирали руки, предвкушая собственный триумф.
Однако уже к концу 1894 года подозрительно взирая на параллельно возводимые здания, конкуренты стали как-то косо поглядывать уже на зодчего. Тот, конечно же, гневно отметая любые подозрения, напустил лопухам профессионального туману, закатывал очи и сыпал терминами так, что армянские купчины начали уже сомневаться в собственных глазах. Когда сомневаться перестали, начали хватать за грудки ухмыляющегося Ясинского — давай, мол, каналья, башенку делай выше, чем у соседа, или фасад шире, надстраивай, шельма, пятый этаж, душа из тебя вон. Однако деньги немалые уже были уплачены, и обратного пути не мыслилось.
В результате многочисленных перепланировок (что требовало, разумеется, дополнительных гонораров на шантажных условиях) ловкач-архитектор соорудил купол мелконовского дворца всего на несколько метров выше черновского близнеца. Первого устроило хотя бы это, второй грозил утопить в Дону проходимца-архитектора, который поспешил покинуть столь удачный для него город. Номинально спор выиграл Мелконов-Езеков, по большому счету — город Ростов. Победитель получил право разместить на первом этаже дома Ростовский общественный клуб, в котором проводились художественные выставки, кинотеатр «Колизей». В 1899 году Мелконов-Езеков даже на короткое время был избран городским головой Нахичевани.
Правда, злюка Клио внесла в спор свой веский голос — во время Второй мировой войны в дом победителя попала мощная авиабомба, практически разрушив его до основания. Его кирпич был использован для строительства по соседству здания в стиле сталинского классицизма управления «Ростовуголь». Управление позже переехало в Шахты, в здании поселился горком КПСС. Кинотеатр же остался на прежнем месте, хотя и сменил название на «Буревестник».
«Проигравшее» же здание сохранилось. До революции помещения нижних этажей арендовали “Санкт–Петербургский международный коммерческий банк”, Купеческое общество взаимного кредита, Сельскохозяйственный банк, а также зубной врач Сабсович М. М. После многократных изменений в 1931 году в нем обосновался экономический институт (ныне РГЭА). Карапет Чернов был отомщен.
Самый юридический
Это в нынешние времена гонорары отечественных адвокатов стали предметом торгов и спекуляций, превратив юристов чуть ли не в банду беспринципных вымогателей. Во времена людей натуры широкой, за ценой ради выгоды не стоящих, хороший адвокат был товаром штучным, за что и получал плату, позволявшую ему быть не объектом для анекдотов и неприличных шуток, а уважаемым членом общества и обеспеченным человеком. В частности, известный нахичеванский юрист Моисей Аджемов был депутатом IV Государственной думы, а его родственник Никогос владел одним из самых больших в Ростове доходных домов (Большой проспект, 37, сохранившийся и поныне).
Кандидат прав Леонид Горбенко и юрист Павел Оболонский много лет заседали в думе ростовской, а частный поверенный Евгений Робук даже был претендентом в городские головы.
Однако самый главный куш сорвал другой ростовский юрист, сумевший оказать настолько значительную услугу своему клиенту, что тот расщедрился на сказочный даже по современным меркам гонорар. По утверждению местных краеведов, вероятно, самый красивый особняк на Пушкинской, построенный в 1898 году по проекту 41-летнего городского архитектора Николая Дорошенко в стиле «кирпичной» эклектики, принадлежал на тот момент Владикавказской железной дороге.
Выпускник столичной Строительной гимназии к этому времени был уже достаточно известен в архитектурных кругах как автор проектов сквера вокруг памятника Лермонтову в Пятигорске и Пантелеймонова храма в Ессентуках в 1886-87 годах. К тому времени, будучи сначала младшим, а затем старшим архитектором Ростова, Дорошенко построил в городе массу сооружений в стиле «кирпичной» эклектики и в «русском» стиле. Дом на Пушкинской, 115, зодчий строил как «выставочный» для купца Домбровского, владевшего также трехэтажным доходным домом по соседству.
Дорошенко расстарался и для этого проекта смешал барокко и классицизм. Высокие полуциркульные окна с кариатидами, вазоны на крыше, ассиметричный фасад, мраморная лестница, коринфские пилястры, ажурные решетки и оградки, резные двери, плафоны, дубовый паркет.
Однако дела у купчины пошли неважно, и он, дабы покрыть долги, вынужден был продать влетевший ему в копеечку особняк сразу после его завершения и по-тихому исчезнуть из Ростова. Покупателем стала богатая ВлЖД, руководство которой в лице начальника Ивана Иноземцева ценило прекрасное и могло позволить себе скупать недвижимость в центре города. Главный железнодорожник Юга России даже себе перед уходом на пенсию в 1908 году отстроил на станции Каррас великолепный особняк по собственному проекту.
В конце же века XIX дорога, протянувшая железные руки к Большому Кавказскому хребту, погрязла в судебных процессах. Сметливые аборигены поняли, какую выгоду сулит им отчуждение земельных участков для строительства новых веток, и ломили такие цены на свои клочки, что владеющее частной железной дорогой акционерное общество в составе таких известных представителей крупного капитала, как Алексей Путилов, Алексей Вышнеградский, членов царской фамилии, придворной аристократии за голову хваталось. А дабы хоть как-то минимизировать потери, руководство дороги нанимало пронырливых адвокатов, которые бы в судах за известную сумму отстаивали интересы казны железнодорожного АО.
Многолетние тяжбы конца века вынудили «железных генералов» пойти на отчаянный шаг — Иван Иноземцев при свидетелях поклялся отдать тому адвокату, который выиграет для ВлЖД несдвигаемый камень преткновения — земельный надел на участке строительства линии Тихорецкая-Царицын, — жемчужину своей собственности в качестве гонорара. Тот самый барочно-классицизмовский особняк на Пушкинской с маленьким садиком.
Желающих особенно не было — по опыту знали, что придется годами торчать в судах различной инстанции. Известные адвокаты как-то обошли стороной заманчивое предложение. Зато объявился малоизвестный ростовский стряпчий Аполлон Петров, взявшийся отбить землю для железнодорожников. За полгода он выкричал, выстрадал, выжилил в процессах разрешения для ВлЖД на строительство ветки, чем сэкономил ей несколько миллионов рублей, а себе — несколько тысяч на особняк, о котором до того не мог и мечтать.
Ростовская легенда гласит, что Иван Иноземцев был человеком слова — и в том же году в дом на Пушкинской въехала небольшая семья стряпчего, мгновенно ставшего знаменитым. Впоследствии, однако, об адвокате Петрове в Ростове не было ни слуху, ни духу, но супруга его Софья до самой революции жила в особняке, на зависть местным купчихам, наотрез отказываясь от заманчивых предложений продать дом. Ныне в этой жемчужине на Пушкинской размещается Музей изобразительных искусств, экспонаты которого сами по себе являются жемчужинами.
Самый романтичный
Расточительность отечественного дореволюционного купечества давно вошла в легенду. Негоцианты пропивали, проедали, проигрывали, прогуливали состояния. И если в «золотой век Екатерины» на мундире вельможи современники «насчитывали» несколько деревень, то в начале века XX купечество не мелочилось и под ноги любовницам бросало едва ли не целые волости.
В захолустном Ростове с его патриархальными традициями и достаточно поздним «первоначальным накоплением капитала» ради прекрасного пола особенно деньгами не сорили. Однако и здесь существовали свои легенды царской щедрости влюбленных миллионщиков, способных гулко тряхнуть мошной ради очей прекрасных и дамской благосклонности. В первую очередь, естественно, по примеру просвещенной Европы, ради служительниц муз как предмета обожания всего «опчества».
Весь Ростов валом валил в кафешантан «Палермо» пронырливого александропольского мещанина Карапета Чарахчиянца (на месте нынешнего отеля «Дон-Плаза»), который радовал уважаемую публику «знаменитыми иностранными артистками» стриптизерского типа из великорусских деревень. Были здесь и «татуированные американские красавицы», и «канатная плясунья девица Лагранж», «француженки из Бордо» и «немки из Риги».
Но более всего ростовские «саврасы» с ума сходили от нежнейшей певички Клары де Воляй, осыпая властительницу дум цветами и любовными записками. Пылкие поклонники грозились покончить с собой и бросить ей под ноги все свое состояние ради минуты взаимности. Вероятно, так и было, в Ростове слов на ветер не бросали. Не беда, конечно, что невысокую крепкозадую «Клару» многие знали под более прозаичным именем Мотьки Таракановой. По крайней мере, на бедность в городе на Дону малоросская крестьянка не жаловалась.
Неплохо сложилась судьба и еще одной служительницы муз. Маргарита Чернова одно время выступала на сцене деревянного цирка-театра Машонкиной, хоть и носившего прозвище «театр-хлев», но все же куда более респектабельного места, чем кафешантан «Палермо». Тем более что в конце XIX века режиссером театра состоял известный российский театральный деятель Николай Синельников (роли в театрах Харькова, Ставрополя, Владикавказа, Житомира, Николаева, Казани), впоследствии ставший заслуженным деятелем искусств СССР.
К Машонкиной и публика ходила более респектабельная, для которой театральные премьеры были настоящим «выходом в свет» с обязательной демонстрацией последних достижений в коммерции в виде шикарных колье и престижных брегетов.
Завсегдатаем театра был и старший сын торгового казака из станицы Нижне-Чирской, а в означенный период — первого богатея Ростова Елпидифора Парамонова Петр. Окончивший столичный университет юрист быстро вошел в отцовское дело и стал его правой рукой в торговом доме «Е. Парамонов и сыновья», удачно управляя могучим отцовским флотом в 15 пароходов и сотней барж и ежедневно отгружая в порту тысячи пудов зерна за границу. Петра посадили председательствовать в биржевом комитете, избрали членом учетно-ссудного комитета местной конторы государственного банка, попечителем коммерческого училища, старостой Никольской церкви городской больницы.
Успешный коммерсант не прошел мимо может и не самой талантливой, но уж точно самой яркой актрисы труппы Синельникова. Ростовская легенда гласит, что по уши влюбившийся Петр Парамонов чуть ли не каждый день торчал с корзинами цветов у гримерки Черновой. Однако умная последовательница Мельпомены веревки вила из богатого поклонника, заставляя его исполнять все свои прихоти, ничего не обещая взамен. Снизошла же до влюбленного лишь после того, как обалдевший от вожделения купец первой гильдии не пообещал ей особняк на Большой Садовой.
Отец, мудрый Елпидифор, крутил пальцем у виска и обещал надрать задницу паршивцу — однако не стал позорить компаньона. Сам он для семьи в середине 90-х годов отгрохал приличную его степенству двухэтажную домину, но не на Большой, а на Малой Садовой (ныне Управление Госнаркоконтроля) — неча высовываться и людям глаза мозолить, надо дело знать. Первый этаж был занят конторой Товарищества, во втором были жилые помещения. В его правой половине жила семья младшего брата Николая, а в левой Петра. Во втором этаже был проход из одной части дома в другую.
Влюбленный же Петр заказал проект известному ростовскому архитектору Николаю Дорошенко (автору особняка ВлЖД на Пушкинской, дома Великановой на Казанской — ныне художественная школа и др.) с условием строить «нечто, ни на что не похожее. Дорошенко в точности исполнил пожелания богатого заказчика, в 1899 году выдав одно из самых красивых эклектичных зданий Ростова, уступившее по затейливости лишь открытому в том же году зданию городской думы академика Александра Померанцева.
Восхищенная Маргарита въехала в изящный особняк на Большой Садовой, 25 с грациозной башенкой, мощными атлантами и вазонами на фасаде, окончательно растаяв и покорившись восторженному купчине. Петр никому никогда не сознавался, в какую копеечку влетел ему сей особняк, но всегда с удовольствием давал в нем богатые приемы наравне с хозяйской. Та тоже проявила себя достаточно рачительной, сдав первый этаж под аптеку Абраму Шамковичу.
В 1903 году в доме пел великий Федор Шаляпин, заехавший с композитором Арсением Корещенко дать единственный концерт в театре Машонкиной – понятное дело Парамонов-старший затащил его на вечер к своей пассии. Здесь же чуть позже несколько раз выступал со стихами молодой поэт Николай Гумилев.
В 20-х годах само собой жемчужину Большой Садовой конфисковали, разместив здесь впоследствии святая святых новых властей — архив Ростовского обкома КПСС. Во время второй мировой дом серьезно пострадал от бомбежек, которые особенно свирепствовали в районе, примыкавшем к железнодорожному вокзалу. Здание треснуло в нескольких местах и заметно перекосилось.
К концу прошлого века находится в нем стало совершенно невозможно — щели в руку толщиной, вонь от никогда не просыхающей сырости, затхлость от слежавшихся кип бумаг, антисанитария, крысы. Может, и погибла бы жемчужина, как десятки замечательных старинных зданий Ростова, однако ей в очередной раз явилось чудо в виде грамотных реставраторов и строителей. Видимо, ниспослала Мельпомена на пару с Афродитой в нашу юдоль скорби несколько умных голов, вернувших городу на Дону это эклектическое чудо. Может, любовь помогла?
Самый сказочный
Еще одна городская легенда принадлежит лично ее главному герою. Экстравагантный ростовский зернопромышленник и конезаводчик Иван Супрунов,возможно, раньше всех понял, что значит затейливая реклама для коммерции.
Его отец — водившийся с цыганами лошадник Александр Супрунов в 1884 году основал компанию «Донское частное конезаводство», дела которого шли ни шатко, ни валко. Разведением скакунов в Области Войска Донского разнимались тогда многие. Его сын, окончив гимназию, поступил в ремесленное училище на Сенной, видел себя больше на поприще инженерном и особо лошадиными делами родителя не интересовался.
Душа техническая лежала к другой отцовской ипостаси — мельнице. Супрунов-старший с купцом Федором Солодовым на паях владел паровой вальцовой мельницей на Таганрогском проспекте. Впоследствии доходные дома Супрунова и мельница заняли целый квартал на углу Пушкинской и Таганрогского (один дом сохранился по сей день напротив рынка «Новый быт»). Однако по смерти батюшки Иван Александрович взял на себя и фамильное коневодство.
Тем не менее особых высот до поры до времени коммерция не давала. Мельниц в одном Ростове было в избытке — Посохова, Парамонова, Чурилина, Гурвича, Филонова и др. Да и зерном торговали куда более значительные фамилии, имеющие собственные пароходства.
И тогда мудрый сын лошадника решился на восхитительный пиар-ход, которого до него никому не приходил на ум. Результаты, по его разумению, вполне должны были оправдать взятый на душу грех.
В начале XX века после поездки по делам фирмы в Италию Супрунов приобрел участок земли на лихо застраиваемой тогда Пушкинской, огородив его высоким забором. После чего через местных «бобчинских-добчинских» распустил слух о том, что-де присмотрел на Апеннинах (полный тезка Хлестакова так и не определился, в Неаполе или в Генуе) поразивший его особняк. После-де долгой торговли с хозяином Супрунов-де посулил тому такую цену, что обалдевший итальянец-де с радостью продал ему домину на корню (то есть на фундаменте). Донской лошадник, вещали в клубах бойкие «добчинские-бобчинские», густо «смазанные» самим слухораспространителем, повелел-де распилить итальянский домик на блоки и на барже за цельный мильон переправил его в Россию. Собирать будут уже на месте строго по античному образцу.
За высоким забором обыватели не видели, что именно там собирают, что еще больше добавляло интриги. А вскоре на Пушкинской, 79, действительно вырос аккуратненький домишко (по сравнению с громадами Генч-Оглуева и Мелконова-Езекова), сильно отличавшийся от иных хотя бы своей оригинальной дисгармонией со строчной застройкой улицы — особняк появился в глубине, с зарешеченным палисадником спереди и небольшим садиком сзади.
Архитектура действительно не походила на местный классицизм и эклектику, но у знающих людей она вызывала серьезные сомнения своей родственностью апеннинской, хотя и признавали, что цветной мрамор и облицовочная майолика действительно родом из итальянской Каррары. Кто-то даже припоминал, что видел подобный проект на Всемирной выставке 1910 года в Брюсселе.
Однако знающих были единицы. Еще меньше тех, кто смог сопоставить предполагаемый доход Супрунова и потрудился справиться в официальном налоговом кадастре, где «итальянский дом» был оценен всего то в 17 тыс. целковых.
Тем не менее слухи о сумасшедшем мильонщике и его сказочном доме мгновенно распространились по Ростову, вызвав жгучий интерес вперемешку с завистью у коллег-купцов. А где интерес с завистью, там и продвижение в бизнесе.
Вскоре вальцовая мельница уже молола по 8,5 тыс. пудов зерна в день, лошадки Супрунова живо заинтересовали дотоле переборчивых заказчиков из военного ведомства. Вскоре выпускник ремесленного училища стал одним из главных поставщиков для государевой кавалерии (нынешний Юловский конезавод в Целине — наследник супруновских лошадок) и был произведен в купцы 1-й гильдии. Стал председателем правления Ростовского-на-Дону общества по производству силикатного кирпича и других строительных материалов и Товарищества Ростовской-на-Дону паровой вальцовой мельницы Ф. И. Солодова. Его степенство даже прошел гласным на выборах в городскую думу.
В этом особняке ставший уже реальным мильонщиком Супрунов и прижил шестерых детей — троих сыновей и трех дочерей.
После захвата города красными в 1920 году хозяина забрали чекисты, и больше о нем домочадцы ничего не слышали. Впоследствии семью зерноторговца и конезаводчика выселили, а в особняке организовали детприемник для беспризорников.
Ныне результат самого удачного дореволюционного пиар-хода влачит жалкое существование и может просто кануть в лету под безалаберным присмотром неблагодарных потомков.
Cамый научный
Немного, надо полагать, в мире найдется зданий, которые принимали бы у себя в разное время сразу два крупных высших учебных заведения c университетским статусом да еще в помещении, и близко для научной цели не предназначенном. Cамо собой, таковое нашлось в Ростове, где парадоксы всегда уживались с закономерностью.
В начале 1912 года стремительно богатеющая городская казна порешила, что негоже-де приличные средства, которые местный бюджет выручал от негоции донского купечества (к началу века — до миллиона ежегодно), мертвым грузом держать в банках и ценных бумагах. Хорошо бы их вложить в верное дело, которое приносило бы городу достаточный доход хотя бы на содержание самих думцев. Благо законотворцы изначально не брезгали пускать общественные деньги в торговый оборот.
В 1899 году как только дума въехала в восхитительное здание на Большой Садовой, построенное по проекту академика Александра Померанцева, как тут же весь первый этаж народные избранники лихо сдали в аренду мануфактурщику Переселенкову, торговцу велосипедами, граммофонами и швейными машинками Чертову, мраморщику Менционе, оружейнику Эдельбергу, кондитеру Рахту. Мало-мало арендной платой торговцев и обеспечивали себя оплатой коммунальных услуг, да всякой приятной мелочевкой.
Однако времена менялись, и хотелось уже чего-то большего. Скажем, следуя моде начала века на строительство в Ростове доходных домов, чтобы жильцы приносили владельцу стабильный доход, — и себе отстроить нечто подобное. По замыслу думцев, площади многоэтажного городского доходного дома на Большой Садовой разлетелись бы вмиг, гарантировав поступления в казну независимо от многочисленных войн и экономических кризисов.
С местом, конечно, вышли серьезные проблемы — все престижные «пятна» от вокзала до Богатяновки были уже застроены. А на другую улицу потенциальные арендаторы никак не соглашались — обороты не те. Пришлось думцам включить пресловутый «административный ресурс» и в марте 1912 года волюнтаристски оттяпать приличный кусок территории на углу Почтового и Большой Садовой у металло-ткацкой фабрики Шапара и макаронной фабрики своего престарелого коллеги Николая Чурилина — одного из первых промышленников города и гласного думы семи созывов с 30-летним стажем (с 1872 по 1901 годы). Дедушка подобного коварства не перенес и с тихим проклятием скончался, спустя три месяца.
Думцы же объявили конкурс на лучший проект доходного дома, который выиграл к удивлению многих никому не известный юный студент Института гражданских инженеров Иван Черкесов. Собственно, ничего революционного в проекте не было — пятиэтажная громада с арочными сводами и угловым куполком. Вероятнее всего, прижимистым гласным более по нраву пришлась дешевизна проекта, который студент реализовал за два года — к началу Первой мировой доходный дом был отстроен.
Именно Великая война и определила его дальнейшую судьбу. Пока доводили здание до надлежащего лоска и вели поиск будущих арендаторов, на Восточном фронте произошел Горлицкий прорыв германской армии, что повлекло за собой эвакуацию Варшавы и ее учебных заведений. Беглецом оказался и главный университет Царства Польского, слонявшийся по чиновничьим петербургским кабинетам в поисках нового, как тогда казалось, временного пристанища.
Вожделенная мечта ростовцев о собственном университете заставила встрепенуться думцев и включить все свои связи, дабы добиться обустройства его у себя (на приглашение Варшавского университета претендовали Саратов, Новочеркасск, Екатеринославль и даже Нахичевань-на-Дону). Для размещения вуза наперебой предлагались торговые классы, народный дом, общины сестер милосердия, куча частных зданий на Большой Садовой, вплоть до надстройки третьего этажа над Петровским реальным училищем и соединения его аркой с Городским домом.
25 июля 1915 года частное совещание гласных городской думы единогласно постановило разместить университет в Ростове, для чего изыскать необходимые средства в городской казне. Средств не нашли, зато вспомнили про свой доходный дом, который еще не успели заселить арендаторами. Самые отчаянные думцы тут же предложили уступить вузу самое красивое здание в Ростове, а самим перебраться в городской доходный дом.
Этого не потребовалось — после получения разрешения от министра народного просвещения графа Павла Игнатьева решено было плюнуть на скупердяйство и доходный дом уступить университету. В него въехали канцелярия, библиотека, часть физмата, юридический и историко-филологический факультеты. Другая часть физмата разместилась в доме Общества взаимного кредита на Большой Садовой, 62, химический институт — в Летнем помещении Коммерческого клуба в районе городского сада, медицинский факультет — в различных помещениях Николаевской больницы.
До 1917 года в экс-доходном доме студиозусы учились под «варшавским» именем, а после Февральской революции вуз переименовали в Донской.
Следующие 30 лет по соседству со страшным серым зданием НКВД обитала «красная профессура». Во время войны дом сильно пострадал, утратив многие архитектурные элементы студента Черкесова. В конце 40-х университет решили перевести дальше, в бывший доходный дом Георгия Кистова на угол Садовой и Университетского, где главный корпус желтеет и поныне. В старое здание поместили пединститут — страна срочно нуждалась в ковке учительских кадров, сильно выбитых мировой войной. Тогда же под крышей здания и появилась надпись «Педагогический институт» с датой 1949 год.
А уже в начале века нынешнего его преобразовали в университет, своеобразно вернув «варшавский» долг думцам дореволюционных времен.
Сергей КИСИН
Читайте также:
- Изабелла Юрьева: роман с романсом.
- Марирос Сарьян: в поисках радости.
- Николай Туроверов: “Стой и не боись!”
- Дома Ростова.
- Будет ли гиперфинал у гиперларька?
- Как я не стал карманником.
- По камням, по лужам, по росе.
- Святой отец послал военного комиссара на ТРИ буквы.
Подписка на новости сайта: |
Поиск по сайту |
Написано интересно и с большой любовью к городу. Хотелось бы задать пару вопросов автору статьи – Евгению Кисину. Была бы крайне признательна, если бы он счел это возможным.
Спасибо.
Прошу прошения, Сергею Кисину.
Сергей! Здравствуйте!
Крайне интересна фраза про доктора Целицу – борца с мздоимцами.
Будьте любезны, откуда это? Пресса или что иное? Петр Леонтьевич был гласным Думы 1909 – 1913 годов созыва. Состоял в Комиссии по пересечению путей юго-восточной железной дороги. Была бы крайне признательна Вам за любую дополнительную информацию.
Спасибо.
Здравствуйте, Елена.
Постараемся как можно быстрее связаться с автором – ростовским историком и журналистом Сергеем Кисиным – и расспросить его об “источниках” его очерка. Источников у него обычно немало – от богатейшей личной библиотеки до данных городского архива.
Большое Вам спасибо!
Добрый день, Елена! Это Сергей Кисин, автор статьи. Материалы о заседаниях городской думы и управы начала прошлого века подробно публиковались в газете “Приазовский край” того времени, их широко цитирует краевед Владимир Сидоров в своей “Энциклопедии Ростова и Нахичевани”. Сам Пётр Целица, 1854 года рождения, упоминается в издании “Российский медицинский список на 1892—1916″, как прошедший учебный курс медик, практикующий в Ростове-на-Дону. Надо полагать, авторитет у него был не только в медицинских, но и общественных кругах, ибо избрание в городскую думу предполагает определённый уровень популярности среди населения.
Добрый вечер, Сергей! Благодарю Вас за ответ!
Хоть представляю теперь – какие издания ищу.
В “Российском медицинском списке” на 1892 год говорится, что помимо врачебной деятельности Петр Леонтьевич был о тот год управляющим при имении д. Гоштиловка, Ростов-на-Дону. Пыталась искать сама этот населенный пункт, задавала вопрос библиографам-краеведам из областной библиотеки – без результата. Вдруг знаете где это?
Здравствуйте, Елена.
Мы передали Ваш последний вопрос Сергею Кисину – к сожалению, в этом Вашем “расследовании” он бессилен Вам помочь: дореволюционные деревни переименовывались слишком часто, а свидетельства этих переименований далеко не всегда фиксировались.
Добрый день!
Огромное спасибо Вам и Сергею!
Повторюсь, с огромным удовольствием прочла его очерк. Мне довелось побывать в Ростове в студенческие годы… У старого города действительно есть свое архитектурное лицо.
Отдельная признательность всем за оказанную помощь и предоставленную информацию!
Пользуясь случаем, поздравляю с Мужским праздником!
Всех благ Вам!
Спасибо за отзыв и поздравление – обязательно передадим всему “мужскому составу”. Вам также удачи и всего доброго, Елена!
Здравствуйте! Мне также хотелось обратиться к С.Кисину. Ищу информацию о своем прадеде Харьковщенко Михаиле Васильевиче. Будучи гласным Городской думы он возглавлял комиссию думы по открытию в Ростове университета. С интересом прочел здесь материалы по универу. Может у автора есть информация по персоналии или подскажет где искать. Зараннее благодарен.
Здравствуйте, Евгений. Попробуем передать Ваш вопрос автору – Сергею Кисину.
Конкретно по персоналии у автора информации нет. Он предлагает обратиться в Государственный архив Ростовской области – там должны быть данные по гласным. Также их списки имеются в “Энциклопедии Ростова и Нахичевани” Владимира Сидорова.
Кроме того, в самом ЮФУ есть материалы по переводу Варшавского университета в Ростов. Можно послать запрос на университетский истфак.
Уважаемый Сергей! С большим интересом прочла ваш содержательный материал о старом Ростове. Очень интересуюсь архитектурой и жизнью старого Ростова. Интересно было бы знать, что за здание нынешнего лицея модной одежды №21 на ул.Московской, 56/68? Когда было построено и какова его история? Спасибо заранее. Галина.
Здравствуйте, Галина!
Журналист и историк Сергей Кисин работает в другом издании и в штате у нас не состоит, к большому сожалению.
Еще раз здравствуйте, Галина.
Нам удалось передать ваш вопрос Сергею Кисину. Вот что он сообщил.
Это здание бывших торговых рядов на Московской. По северной стороне улицы в конце 19-го – начале 20-го века располагались одни из самых престижных магазинов города. Ибо Московская одно время была центральной улицей Ростова и фактически – его главной торговой артерией.
На южной стороне были торговые ряды и лавки, склады, магазины: по продаже семян садовоогородных культур, посуды, хрусталя, готового платья, книг и писчебумажных принадлежностей, мебели, церковной утвари, колониальных товаров и т. д.
Знаменитый краевед Сергей Швецов писал:
“На Большой Садовой, Таганрогском проспекте и Московской улице находятся крупнейшие склады и лучшие магазины мануфактурных галантерейных и колониальных товаров земледельческий орудий, машин и пр., банки, маклерские конторы, лучшие гостиницы, рестораны и пр.”.
Спасибо, интересно было почитать, но в первом очерке “Самый скандальный” ошибка дом не ул. Московская, а на ул. Станиславского (бывш. Старопочтовой). Дом этот и сейчас стоит как и стоял на ул.Станиславского.